Высота 102. «Все решает практика, а не запреты»: известный лингвист рассказала, убивают ли русский язык «киллеры» и «тинейджеры»
На уходящей неделе спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко попросила чиновников заменять в выступлениях иностранные слова на их русские эквиваленты. Принесёт ли это предложение ожидаемый эффект? Защитят ли официальные запреты от «новояза»? И способен ли русский язык на самоочищение? Эти вопросы корреспонденты ИА «Высота102» задали доктору филологических наук, профессору кафедры русской филологии и журналистики ВолГУ Оксане Горбань.
В последние годы кажется, что давление иностранных слов достигло такого пика, что без специального словаря люди среднего возраста не всегда разберут даже рекламные ролики. Однако, по словам Оксаны Горбань, мощные лавины заимствований обрушивались на русский язык уже не раз.
— В первую очередь нужно различать иностранные слова вообще и собственно заимствования, которые уже вошли в язык, обрели значения, стали склоняться и спрягаться по нашим правилам, — говорит доктор филологических наук. – Заимствования – естественный процесс в любом языке. Другое дело, что в разные исторические периоды они могут быть более или менее интенсивными. Например, в эпоху Петра I на русский язык обрушилась лавина новых слов из западноевропейских языков. Такова была его политика – государственная, экономическая и языковая в том числе. Доходило до того, что не все соратники императора понимали тексты законов. Например, в приложении к «Генеральному регламенту», который регулировал работу канцелярий, давали определение использованных слов: рапорт – это ведомость, баллотировать – избирать и т.д. Впрочем, в текстах XVIII века мы также найдем немало незнакомых слов, которые появились, «пожили» какое-то время и ушли.
Поток иностранных слов захлестнул страну и в 90-е годы. Вместе с новым укладом жизни в Россию пришел «новояз» — вспомнить хотя бы «маркетинг», «менеджер», «мерчендайзер».
— В 90-е годы русский язык действительно накрыла новая волна заимствований. Одной из причин тому стала смена поколений. Молодежь всегда говорит немного по-другому. Ведь и в наше время был сленг, который не понимали «предки», — рассуждает Оксана Горбань. – Второй причиной стало полное изменение экономической и политической ситуации в стране, развитие новых технологий. С новыми явлениями пришли и новые слова. Например, слово «компьютер» отлично вписалось в нашу жизнь и вытеснило «электронно-вычислительную машину». Некоторые заимствования стали терминами, которые, между прочим, очень любят быть иностранными. Ведь за своим, родным, исконно русским, словом всегда стоят какие-то ассоциации и образы, пословицы и фразеологизмы, дополнительные значения. Иностранное же слово этого лишено. «Маркетинг» он и есть «маркетинг» – абсолютно никаких ассоциаций. Поэтому именно это слово легко станет термином.
«Самоочищение языка — его суперспособность»
Несмотря на вливание иностранных слов, русский язык не потеряет своего удивительного звучания, уверена известный филолог. Ведь, с одной стороны, он, как губка, впитывает все новое, а с другой – обладает удивительной способностью к самоочищению.
— В казачьих документах XVIII века русское слово «доношение» стало вычеркиваться и заменяться новым тогда «рапортом», — рассказывает профессор ВолГУ. – То есть казаки подстраивались под политику, общие языковые тенденции. Но что произошло потом? К концу века у воинства остаются рапорта, а у представителей гражданских структур – все те же доношения. Два слова ужились в языке и закрепились за разными сферами. А вот пример из недавнего прошлого. Помните, как модно и популярно в 90-е годы стало слово «тинейджер». Но спустя десять лет к нам снова вернулось русское «подросток». Почему же так случилось? На мой взгляд, слово «подросток» более точно по своему значению – ребенок 12-14 лет. А тинейджер – это человек в возрасте от 13 до 19 лет. Извините, 13 и 19 лет – это большая разница. Возможно, это слово уйдет от нас насовсем или сместится на периферию языка. Прогнозировать тут очень сложно.
И все же уповать исключительно на суперспособности языка — весьма сомнительная тактика. Многие «пришельцы» замаскировались в современном языке, но все же не потеряли своих исторических значений.
— Как и моих коллег, меня очень настораживает слово «коллаборация». В нем самом вроде бы нет ничего плохого, но у него есть родственные и созвучные слова, которые уже существуют в языке и у которых есть историческая окраска. Так и хочется спросить: «Как называть тех, кто занимается, как сейчас говорят, коллаборацией? Коллаборационистами? Людьми, которые во время войны сотрудничали с врагом?» Кстати, студенты, узнавая истинное значение слова, немного теряются. То есть, видимо, им это тоже не нравится, — продолжает преподаватель. — Если мы так спокойно употребляем это слово, значит, стираем важные представления о нём у молодёжи. У их детей оно тогда и вовсе не вызовет никаких негативных ассоциаций, а это уже опасно. Мне думается, что с такими словами нужно быть осторожнее. Исторические понятия и представления нельзя затушевывать. Я не понимаю, почему «коллаборации» уступило наше русское «сотрудничество»? Ведь труд — это не просто работа, в самом слове заложена духовная составляющая. А какой огромный исторический, культурный, религиозно-духовный фон стоит за «сотрудником», «собратом», «соратником»!
Нередко новые слова не просто затмевают свои русские аналоги, но и будто бы реабилитируют их неприятные значения.
— В конце прошлого столетия очень популярным стало слово «киллер». Молодёжь, которая хорошо знает иностранный язык, понимает, что речь идёт об убийце. Но за нашим «убийца» кроются стойкие ассоциации — например, христианская заповедь «Не убий», — объясняет доктор филологических наук. — Назвать человека убийцей – значит, всё сказать про него. «Киллер» же звучит намного «симпатичнее». Кажется, что он даже мало чем отличается от «лидера». За словом не стоит моральной оценки, негативной коннотации. Кстати, интересно, что киллером называют не любого убийцу, а именно наемного. То есть просто профессия — ничего личного. И это еще страшнее.
А если попросту запретить использование иностранных слов, как это не раз предлагали чиновники разных уровней? По мнению Оксаны Горбань, официальные запреты могут поспособствовать в решении острого вопроса, но не изменить ситуацию в целом.
— Обеспокоенность депутатов засилием иностранных слов мне, конечно, понятна. В какой-то мере я ее разделяю, — комментирует лингвист. — Но пока я не уверена, будут ли предложенные меры работать в правовом отношении. Кто будет определять, какие слова употреблять можно, а какие – нельзя? Депутат, президент, журналист, демократия и республика, профессор и университет — это все иностранные слова, которые прочно вошли в нашу жизнь и в русский язык. Если наши коллеги создадут какой-то официальный список, то мы его, конечно, выучим. Если же нам на каждом шагу придётся думать, употреблять иностранное слово или нет, а насколько оно «иностранное», является ли оно уже заимствованием, то инициатива вызовет немало разногласий. На мой взгляд, чистота русского языка, конечно, во многом зависит от нас самих, его носителей. Как мы будем говорить, таким он и будет. Пока мы не знаем примеров, чтобы вопрос развития языка решался не в практике речевого употребления, а законами или официальными запретами.
Автор: Виктория Чумакова
Фото из архива ИА «Высота 102»
Источник: v102.ru
